Зима.
Конец февраля 2017 года. Сейчас в Кабуле зима. Ночью температура опускается до нуля. Окружающие город горы покрыты снегом. По ощущениям намного холоднее, чем в действительности. Скоро исполнится 16 лет англо-американскому вторжению в эту страну, и 16 лет как на боннской конференции Хамида Карзая «избрали» главой временной администрации Афганистана. Почти все, с кем я говорил в Афганистане, согласны, что всё быстро меняется от плохого до наихудшего. Афганцы, как дома, так и заграницей, очень пессимистичны. Имея огромные пособия и привилегии, иностранцы в Кабуле более оптимистичны, но им платят за такое «оптимистичное мышление».
Одна из величайших и древнейших культур на Земле - Афганистан - приблизился к точке перелома, имея самый низкий уровень Индекса человеческого развития среди всех азиатских стран, и занимая 18-е с конца место среди всех стран мира (остальные 17 стран расположены южнее Сахары). В Афганистане также самый низкий уровень продолжительности жизни в Азии. Хотя по официальной статистике, уровень грамотности составляет 60%, два видных специалиста по образованию из Кабула сказали мне, что в реальности он существенно ниже 50%, не превышая 20% для женщин и девочек.
Эта статистика ужасна, но что скрывается за цифрами? Что произошло с этой древней и великолепной цивилизацией, которая когда-то гордо стояла на перекрёстке главных торговых маршрутов, оказывая культурное воздействие на большую часть Азии, соединяя Восток и Запад, Север и Юг? Насколько глубок и необратим ущерб? Мне предложили путешествовать по стране в бронированном пуленепробиваемом автомобиле, но я отказался. Моей старой «лошадкой» стала разбитая Corolla, а моим водителем и переводчиком – храбрый и уважаемый семьянин с отличным чувством юмора. Хотя мы хорошие друзья, я так и не спросил его, к какой этнической группе он принадлежит. И сам он не сказал мне этого. Я не хотел этого знать, а он не считал это важным. Широко известно, что Афганистан глубоко разделён «вдоль этнических линий». Будучи интернационалистом, я отказываюсь обращать внимание на «кровные связи», считая все эти разделения по всему миру неестественными и глупыми. Считайте это моим упрямством. Мы с моим другом так и не признали этническое разделение в Афганистане, проехав в нашем автомобиле по этой чудесной, но разрушенной, потрясающей, но печальной земле.
Кабул.
В один день вы и ваш водитель, который также ваш дорогой друг, медленно едите через мост. Ваша машина останавливается. Вы выходите на середине моста и начинаете фотографировать замусоренную реку внизу. Дети просят милостыню, и вскоре вы замечаете, что они работают в маленькой стайке, похожей на военный отряд. В Кабуле, как во многих уголках планеты, существует строгая система попрошайничества. Через некоторое время вы продолжаете ехать по Мосту Софии, который расположен в 6-м районе. И вы, кажется, запутались, запутались к чертям. Вам сказали приехать в этот район, чтобы увидеть военную зону внутри города, чтобы увидеть, «что Запад сделал с этой страной». Здесь не свистят пули, не гремят взрывы. На самом деле, здесь ничего не слышно. Вы не видите никакой войны около Моста Софии, вы просто видите Смерть, её отвратительное омертвевшее лицо, её косу, скосившую всё вокруг, и косила она долго и медленно.
Опять же, как и бывало раньше, вы боитесь. Вы уже боялись так же: на Гаити, в Демократической республике Конго, Кашмире, Шри-Ланке, Восточном Тиморе, Ираке, Перу и многих других странах. Как и в Кабуле, вы боялись не отсутствия безопасности или внезапной смерти в любой момент. Вас тревожит совсем другое: вид отчаяния, «отсутствия выхода» и полной безнадёжности. Отсутствие надежды убивает и ужасает вас, всё остальное – не проблема. Все эти люди, которых вы видите, едва могут стоять на ногах. Многие вообще не могут стоять. Большинство из них побиты камнями, лежат в лохмотьях, сидят в позе эмбриона или бесцельно бродят туда-сюда. Некоторые мочатся на виду у всех. Повсюду валяются шприцы.
Видны ямы, глубокие и широкие, заполненные неподвижными человеческими телами. Сначала вы едете и фотографируете через треснувшее стекло, затем вы опускаете стекло, и, в конце концов, выходите наружу и начинаете работать, полностью раскрывшись. Вы не представляете, что может произойти через пару секунд. Кто-то начинает на вас кричать, кто-то бросает в вас камни, но они слишком слабы, и камни просто падают у ваших ног, не причиняя вреда. Затем неподалёку взрывается бомба. В 6-м районе взрыв произошёл прямо перед полицейскими участком. Вы не видите его, но чётко слышите шум взрыва. Это приглушённый, но мощный удар. Вы смотрите в свой телефон.
1 марта 2017 года, Кабул. Позже вы узнаете, что убито несколько человек – всего в нескольких сотнях метров от места, где вы работали, ещё несколько человек погибли в нескольких километрах – в 12-м районе. Дым поднимается в небо. Воют сирены, несколько машин скорой помощи несутся к месту взрыва. Затем начинается стрельба в том же направлении из американских военных автомобилей, затем начинают стрелять БТР. Вы постепенно воспринимаете это, фотографируя улицу и монументальный, но полуразрушенный Дворец Дар Уль-Аман. Так всё и происходит.
Высокие бетонные стены уродуют и разделяют город. Сейчас в Кабуле стены огораживают почти всё, что достойно защиты. Некоторые стены огромны, практически нереальны. Стены окружают все иностранные посольства и правительственные здания, дворцы, военные базы, полицейские участки и банки, а также строения ООН, частные школы и гостиницы. Аэропорт имени Хамида Карзая окружён заборами и ограждениями, которые затмевают все пограничные линии времён Холодной войны: от парковки до входа в аэропорт нужно пройти более километра, неся в руках багаж, и останавливаясь на бесчисленных пунктах досмотра. Конечно, здания западных учреждений и организаций ограждены самыми невообразимыми заборами, то же самое касается военных баз и правительственных строений.
Огромные беспилотные цепеллины наблюдения кружат над городом. Это должно считаться гротеском и сатирой, но никто даже не удивляется. Всё здесь ужасно серьёзно. Постепенно Афганистан захвачен чем-то полностью чужим – западным военным аппаратом. Десятки тысяч высокооплачиваемых «экспертов» из Северной Америки и Европы очень заняты, осуществляя свою тайную и потную мечту: устанавливая повсюду стены, следя за всеми, устанавливая высокие барьеры, современные камеры наблюдения на каждом перекрёстке, над каждыми воротами.
Недалеко от посольства США (а точнее, недалеко от Великой Американской Стены, ограждающей его) я заметил знакомый комплекс зданий, напомнивший мне о постройках, которые раньше устанавливались на границах Восточной Европы и Кубы. Я попросил друга подъехать ближе. А вот и квартал Макроян. Мы убили двигатель, и вокруг нас внезапно стало тихо. Время словно остановилось. Повсюду видна разруха, но при близком рассмотрении, многие старые дома всё ещё выглядели достойными и устойчивыми, а между ними были красивые парки. Здесь я почувствовал напоминание о старом, социалистическом Афганистане. Я остановился между 2 и 3 домом в 21-м квартале. Я посмотрел на 4-й этаж. Кто там теперь живёт? Кто здесь жил около 25-30 лет назад?
Сломанный офисный стул бессмысленно стоит посреди парковки, а старый инвалид ползёт на четвереньках по пустынному пространству. Рядом с 21-м кварталом стоит школа, построенная советскими строителями. Раньше её называли начальной школой Дости, и мне сказали, что во время американской войны её несколько раз бомбили, и много детей погибло внутри неё. Теперь в этом здании частная средняя школа под названием Аль-Фатх. Не считая висящих ржавых проводов и покосившегося забора, всё выглядит прилично и почти аккуратно. Именно в таких местах предпочитают жить немногочисленные представители кабульского среднего класса. Кварталы Макроян успокаивают, они излучают безопасность и стабильность, по сравнению с окружающим изменчивым и пугающим миром. Вдруг я представил мальчика и девочку, которые могли здесь жить несколько лет назад. Как и все дети мира в юном возрасте, они постепенно узнавали жизнь и обретали мечты и надежды. В те времена новый, укрытый листвой район был обещанием лучшего будущего, лучшей страны. А затем, всё оборвалось.
Война. Внезапно пропало всё, что обещало хорошее будущее. Крах оптимизма, энтузиазма и уверенности. Остались лишь смерть, разрушение и убитые мечты. А для самых везучих: горечь и поспешное бегство от страданий и смерти. Конец всему. Всё потеряно. Всё разрушено. Но жизнь никогда не прекращается, она продолжается, так всегда происходит. Всё переделано, кое-как, не идеально, но всё-таки. Я долго стоял и смотрел на 21-й квартал. Продолжали возникать воспоминания, словно я сам тут жил много лет назад, когда был ребёнком. Я почти не заметил, как стало холодать. Я начал дрожать. Мне не хотелось уходить, но уже пришло время. Свежий гранатовый сок в местном уличном ларьке вернул меня к реальности, он пробудил, но не согрел меня.
Великая история, разнообразная культура, оккупация и страх.
Знаменитый афганский интеллектуал доктор Омар Хан Масуди, который раньше возглавлял Национальный музей, с горечью говорит об изменениях, разрушивших культуру его страны. «В прошлом у нас было много этнических групп, живущих рядом в одной стране, они привыкли жить в гармонии. Затем наша культура разрушилась под влиянием конфликтов и насилия. До войны у нас была культура, которая представляла нас в мире. Однако, из-за войны нашу культуру использовали для оправдания конфликта».
Доктор Масуди сказал мне, что неправильно, когда культура попадает в руки политиков. «Когда культуру политизируют, она теряет свою сущность», - сказал он. Я спросил его: считает ли он, что это также относится к Латинской Америке, бывшему Советскому Союзу и Китаю, где (по крайней мере, в значительной степени) «политизированная культура» играла существенную роль, определяя курс развития. Он улыбнулся и ответил: «Если быть точным, политизация культуры не всегда так плоха… Когда это делается, например, для достижения социального прогресса и равенства, я ничего не имею против. Но я возмущаюсь, когда люди любят отдельных религиозных лидеров: шииты, сунниты и даже некоторые экстремисты делают это… Культура очень разнообразна, и религия – лишь часть культуры. Но в Афганистане религиозные лидеры используют культуру в своих ограниченных интересах».
В кафе, затерявшемся в глуши международного комплекса ООН, под названием «Зелёная деревня» мой японский друг и глава культурного отдела ЮНЕСКО Масанори Нагаока сказал: «Афганистан или Древняя Ариана, как писали многие греческие и римские авторы – древний регион, который можно считать мультикультурной колыбелью Средней Азии, соединяющей Восток и Запад исторически значимыми торговыми путями, которые также разносили идеи, концепции и языки в качестве побочного продукта зарождающейся международной торговли. В результате этого, современный Афганистан стал многонациональным и многоязыковым обществом со сложной историей, которая формировалась несколько тысячелетий. Многочисленные местные и иностранные цивилизации оставили здесь свои следы, что подтверждается археологическими раскопками».
Однако, он хорошо понимает сложности, с которыми сталкивается сейчас страна, и разрушение культуры конфликтами прошлых десятилетий и веков. «К сожалению, Афганистан – страна, раздробленная историей затяжного конфликта, который усилен географической изоляцией от многих стран и ограниченным или неравным доступом к инфраструктуре и ресурсам. В качестве первого шага для реабилитации Афганистана необходимо решить эти проблемы, если страна собирается объединиться с единой целью, помогая созданию справедливого общества, свободного от конфликтов, в котором этническое разнообразие считается социальным и культурным достижением, а не помехой для достижения конкретных целей, как это часто бывает. Часть решения этой проблемы заключается в кампании позитивной общественной дискуссии с целью развития межкультурного понимания и повышения осведомлённости о потенциале, который такая дискуссия может создать для более широких целей восстановления отношений, строительства мира и экономического развития Афганистана».
Я прилетел в город Герат, где увидел потрясающие шедевры архитектуры: от чудесной и недавно восстановленной Цитадели (столь же ценной, как цитадели Алеппо и Эрбиля) до Пятничной Мечети и уникальных удивительных минаретов, гордо взмывающих в небо. Как знакомо выглядят все эти архитектурные сокровища! Несколько раз я подходил к моему местному другу Назиру, который всегда был рад рассказать великую историю своего региона: «Посмотри, это могло быть в Дели… а это в Самарканде»! Конечно же, самое посещаемое место всемирного наследия в Индии - Кутб-Минар, расположенный около Нью-Дели - возможно, самый великий символ индо-исламской афганской архитектуры, ведь Герат и Самарканд были связаны Великим шёлковым путём и оказывали влияние друг на друга и другие страны.
История, оккупация и война – всё это тесно переплетено в Афганистане. Во время моего пребывания там Цитадель Герата была буквально захвачена итальянскими солдатами. Мне сказали, что один высокопоставленный начальник НАТО приехал сюда, и его без стыда сопровождали вооружённые до зубов итальянские спецназовцы, «наводя безопасность» в каждом углу внутреннего двора. Словно афганцы потеряли контроль над своей страной! При ближайшем рассмотрении, мадраса Хусейна Байкара до сих пор остаётся минным полем. Между четырьмя потрясающими минаретами отряд местных сапёров под названием «Halo Trust» вручную отыскивал неразорвавшиеся бомбы. Мне разрешили войти, но только тогда, когда я назвался военным корреспондентом, и на мой собственный риск.
«В этом месте мы нашли две мины и 10 неразорвавшихся боеприпасов», - сказал мне один сапёр. - «Сейчас это место закрыто для общественности. Недавно здесь был тяжело ранен ребёнок, он лишился ноги». В Афганистане нет ничего мирного, даже исторические достопримечательности. И в этом нет ничего удивительного. Позитивные разговоры о древней истории и культуре обычно разрешаются, но обсуждение драматических перемен в современной афганской культуре, которые произошли в результате англо-американского вторжения и современной натовской оккупации, запрещено. На самом деле, даже само слово «оккупация» невозможно услышать. Вместо него в официальную речь Афганистана внедряются такие жаргонные словечки как «защита», «оборона» и «международная помощь».
Культура, которая в течение долгих веков была известна своей страстью к свободе и независимости, выглядит переломленной. Хотя афганцы оказали героическое сопротивление британской колонизации, и некоторые из них воевали против советских войск, сейчас не видно никакой организованной и единой (национальной или религиозной) оппозиции западной оккупации страны.
В маленькой комнатке Музея современного искусства в Кабуле я встретился с академиком Джауидом Амином из Академии общественных наук Афганистана. Я спросил его: есть ли какая-нибудь группа художников или интеллектуалов, которые не таясь критикуют США и оккупацию. Он ответил: «У нас нет никого, кто открыто бы критиковал США и Запад, потому что это запрещено. Лично мне не нравятся американцы, но большего я не могу сказать… Так как я работаю на правительство. Мой брат и моя сестра живут в США. А что касается искусства: здесь ничего не может быть обнародовано без разрешения правительства, так как правительство управляется Западом».
Знаменитый афганский интеллектуал Омейд Шарифи сказал мне по телефону: «В провинции вы до сих пор можете увидеть картины, изображающие как беспилотники США убивают людей… но не в Кабуле». Я пытаюсь как можно быстрее найти людей, которые помогают пролить свет на ситуацию. Так формируется ужасная картина. Я встретил японскую журналистку, которая прожила в Афганистане около четверти века. Её мнение было чрезвычайно пессимистично: «У афганцев было мало выбора… На 100% верно, что за правительством Карзая стояли США… Афганцы не хотели смиряться с иностранной интервенцией, но скоро они поняли, что деньги играют значительную роль. Вся афганская культура изменяется сейчас. Это касается даже таких существенных элементов, как гостеприимство: люди не хотят тратить деньги на гостей, да у них и нет возможностей для этого…»
Я спросил доктора Масуди: почему афганская культура не приняла Советы и их идеи равенства и социальной ориентации, но смирилась с западным вторжением, которое принесло с собой неравенство, отчаяние и раболепие. Он с жаром ответил: «Самая большая ошибка, которую сделал здесь Советский Союз – прямое нападение на религию. Если бы они сначала добились равенства в правах, и медленно работали с религиозными противоречиями, это бы сработало… Но они начали обвинять религию в нашей отсталости и в других проблемах. Или, по крайней мере, это так интерпретировалось их врагами и западными СМИ. А почему «успешно» западное вторжение? Посмотрите на режим Карзая… Во время его правления США внушали людям, что западная интервенция «позитивна», «уважает их религию и культуру». Они продолжали повторять: «согласно той или иной конвенции ООН» или «как решила ООН»… Они использовали НАТО, огромную группу стран, в качестве зонтика. Они разработали «чрезвычайно эффективный» протокол… По их словам, они никогда ничего не делали в одностороннем порядке – всегда при «международном консенсусе» и с целью «оказания помощи афганскому народу». С другой стороны, у Советского Союза не было ни малейшего шанса объясниться. На него сразу нападали на всех фронтах».
«Оппозиция западной оккупации? Антизападное искусство?», - русский культурный эксперт в Кабуле был явно удивлён моим вопросом. - «Прежде всего, Талибан уничтожил большинство художественных традиций этой страны. Но также, экономическая и общественная ситуация в этой стране столь отчаянная, что едва ли у кого есть время думать о всей картине. Более 60% афганцев – безработные. Вы всегда должны помнить: афганский народ очень гордый и свободолюбивый, как показала история, но он умеет и терпеть. Съездите на британское кладбище. Оно было построено в 1879 году для захоронения мёртвых во время второй англо-афганской войны. Но несмотря на всё, что сделала Англия этой стране, и несмотря на современные войны и конфликты, это кладбище никогда не разрушалось».
Это правда. Я никогда не слышал о таком. Все ужасные британские преступления, совершённые на афганской земле, видимо, забыты, по крайней мере, на данный момент. Но и это ещё не всё. Кажется, нет желания вспоминать все те ужасы последних десятилетий, которые принёс западный империализм. Я ни разу не слышал обсуждения главной темы современной истории Афганистана: как Западу удалось обмануть Советы при вторжении в Афганистан в 1979 году, и как он организовал и вооружил самую мерзкую толпу религиозных фанатиков – моджахедов. И как затем обе страны – Афганистан и Советский Союз – были полностью разрушены.
Всё было сделано, конечно, с «большим уважением» к народу Афганистана, к культуре, традициям и религии. Я хотел бы быть невидимым свидетелем на уроке современной истории в Американском университете Афганистана – «знаменитом» институте, который буквально извергает тысячи коллаборационистов, производя новую породу покорных прозападных «элит». Когда мы проезжаем мимо Госпиталь-Джамхуриат (республиканской больницы) – новенького 10-этажного здания на 350 пациентов, построенного Китаем в 2004 году, мой водитель Тахир вздыхает: «Это был действительно отличный китайский подарок нам… Китайцы действительно хорошо работают, не так ли?»
«У них много рвения и энтузиазма», - сказал я осторожно. - «Социалистический пыл, ты понимаешь. Они искренне верят в строительство, улучшая свою страну и весь мир. Это полностью противоречит западному нигилизму и чрезвычайному индивидуализму…» - «Они должны любить свою страну…» - «Они её любят.» - «Афганистан беден», - лицо Тахира внезапно становится печальным, - «наши люди не любят свою страну, теперь. Они не работают, чтобы улучшить её. Они работают только для себя и своих семей…» - «Раньше было иначе?» - я развёл руками, - «Перед всем этим…» - «Конечно, раньше было совсем иначе», - ответил он, снова улыбнувшись.
Источник: Andre Vltchek: Notes from a broken land – “Afghanistan – As Only Love Could Hurt”, Andre Vltchek, truepublica.org.uk, March 10, 2017.
Вторая часть.